Данная статья также доступна на немецком / английском языке

Первые жертвы инфекции на Среднем Востоке были зафиксированы 19 февраля: за целых три недели до официального заявления ВОЗ о глобальной вспышке COVID-19 в священном городе Куме от вирусной инфекции умерли два иранца. С тех пор болезнь распространилась почти по всему региону: от Ирана до Ливана и от Сирии до Ирака, а потом настигла Иорданию и Северную Африку. Новые очаги появились в Египте и странах Персидского залива.

В городских агломерациях распространению вируса способствовали стесненные условия проживания, разбалансированные структуры управления и полуразрушенные системы здравоохранения. Еще более ускорили проникновение инфекции частично запоздалые попытки ее обуздания. Там, где туризм является главным источником денежных поступлений, подчас медлили с ограничениями на въезд, чтобы отсрочить экономический обвал. В то же время экспансии коронавируса благоприятствовали и массовые поездки самих отдыхающих на побережье Красного моря, в столицы стран Персидского залива или священные города Саудовской Аравии. Замер туризм, обвалились рынки долгосрочных капиталов, а цены на нефть упали до минимального уровня. Остановилась экономическая жизнь. Зато истощенные политикой экономии общественные системы здравоохранения, невзирая на дефицит ресурсов и специалистов, работают на полную мощность с целью выявления, изоляции и лечения заразившихся коронавирусом пациентов.

В отличие от других регионов мира коронавирусный кризис, похоже, сыграл на руку некоторым правительственным кругам в этой части света. Ведь в жертву мерам по предупреждению распространения инфекции были принесены не только концерты или футбольные матчи, но и публичные демонстрации, крупные сидячие забастовки и другие массовые собрания граждан. Закрытие границ, запреты на организацию мероприятий и другие ограничения, коснувшиеся общественного пространства, больно ударили прежде всего по гражданскому обществу в странах Ближнего Востока и Северной Африки и воспрепятствовали окрепшей было общественной активности.

Если в начале года на фоне целого каскада массовых протестов в этом регионе еще преобладала перспектива второй «арабской весны», то нынче процесс демократических преобразований пока что заморожен. Более того, в некоторых государствах главная заповедь – защита от инфекции – стала идеальным поводом для сворачивания революций. Правда, подавление инакомыслия вряд ли можно считать главным движущим мотивом мер, предпринимаемых в рамках борьбы с коронавирусом. Даже в таких репрессивных автократиях, как Египет, соответствующие расследования свидетельствуют о том, что официальные органы власти осознают серьезность этой проблемы. И все же для авторитарных правителей (кстати, не только на Ближнем Востоке), вне всякого сомнения, приятным побочным эффектом эпидемии стало явное затухание протестов из-за ограничений на передвижение.

В некоторых государствах главная заповедь – защита от инфекции – стала идеальным поводом для сворачивания революций

Так, например, в Ливане, где в октябре 2019 года вспыхнули уличные протесты, вызванные катастрофической по последствиям экономической и фискальной политикой непотических элит. Страна оказалась на пороге банкротства, в то же время олигархические структуры блокировали необходимые реформы. Требования отставки правительства вывели на улицы в кратчайшие сроки сотни тысяч людей. Политический истеблишмент впервые после окончания гражданской войны оказался в оборонительном положении вплоть до того, как в стране разразился коронавирусный кризис, обусловленный тесными конфессиональными связями и интенсивным авиасообщением между Тегераном и Бейрутом. Решительная реакция на него продиктована в том числе и желанием снова вернуть себе дееспособность.

Ливан стал страной-первопроходцем на Ближнем Востоке: в целях сдерживания пандемии за несколько недель до аналогичных шагов в Европе здешнее Министерство образования закрыло школы и университеты, бары и торговые центры, кинотеатры и фитнес-студии. С середины марта действуют строгие ограничения на передвижение, военные патрулируют улицы. Под прикрытием защиты от инфекции органы власти предпринимают действия по борьбе с акциями протеста. 27 марта полиция ликвидировала последний палаточный городок в Бейруте, через несколько дней снова начались аресты участников массовых акций. С тех пор протестующих не покидает ощущение вполне оправданной тревоги, вызванной тем, что продолжающийся кризис может предоставить правительству свободу действий, необходимую для ограничения свободы собраний и массовых мероприятий на длительный период времени.

Аналогичная обеспокоенность наблюдается и в Ираке, еще одной республике, которая в октябре 2019 года оказалась охваченной второй волной «арабской весны». Эта страна больше всех пострадала от эпидемии в регионе после Ирана и Ирака. Кризис стал настоящим испытанием для еще действующего переходного правительства, имеющего незначительную общественную поддержку из-за внутренних конфликтов и множества неудачных попыток сформировать постоянное правительство. Когда вспыхнула эпидемия, парламент оказался даже неспособным принять бюджет на 2020 год. Не принесла успеха и попытка назначения именно в этот момент нового премьер-министра. 

В результате органы власти воспользовались стандартными средствами обуздания коронавируса и ввели запрет на передвижение в Багдаде и других провинциях, а также запрет на поездки внутри страны. Они ощутимо ударили по протестному движению. А вот дальнейших шагов с целью смягчения социально-экономических последствий кризиса не последовало. Почти ни для кого не стал неожиданностью и рост обеспокоенности в Ираке из-за возможности использования кризиса для того, чтобы поквитаться со своими политическими оппонентами. Под прикрытием запрета на передвижение силовые органы в отдельных случаях целенаправленно осуществляют действия против активистов. В частности, во время одной из таких силовых акций 5 апреля погибла известная активистка движения протеста Умм Аббас.

Еще одним ярким примером того, как коронавирус может использоваться в качестве повода для ограничения свободы слова и собраний, является Алжир, где с 17 марта действует запрет на собрания и шествия. В то время как органы власти в Иране и Турции, осознавая удручающую ситуацию в своих переполненных тюрьмах, освободили десятки тысяч заключенных, чтобы предотвратить распространение вируса, в Алжире с начала запрета на свободу передвижения был зафиксирован рост количества вызовов и допросов критически настроенных журналистов и членов движения «Хирак». Симпатизирующие этому движению журналисты, например, репортер Халед Драрени, подвергают себя риску ареста или даже лишения свободы. Вдобавок алжирские власти – как и почти все страны этого региона – ужесточают контроль над местной прессой, чтобы помешать критическому освещению событий, связанных с официальной политикой борьбы с коронавирусом. Особенно очевидной является цензура в средствах массовой информации Египта, где известная журналистка газеты Guardian поплатилась своей аккредитацией из-за «ложного информирования» о количестве заболевших коронавирусом.  

Во многих случаях реакция демонстрантов, отчасти даже сильнее, чем политика правительств, характеризуется высокой социальной ответственностью

Ввиду двойной игры многих правительств, которые, с одной стороны, ведут серьезную борьбу с COVID-19, а с другой – используют эту эпидемию как предлог для действий, протестные движения второй «арабской весны» оказываются перед почти неразрешимой дилеммой: продолжать демонстрации и тем самым способствовать распространению вируса, который является тяжелым испытанием для и без того полуразрушенных систем здравоохранения, или же пойти на риск затухания протестов во время пандемии и дать старым правительствам возможность снова повернуть ход событий в свою пользу.

Примечательно, что во многих случаях реакция демонстрантов, отчасти даже сильнее, чем политика правительств, характеризуется высокой социальной ответственностью. В большей части региона даже не понадобились государственные ограничения: протестующие по собственной инициативе покинули улицу. Осознавая, что справиться с COVID-19 можно лишь общими усилиями, многие движения используют свой социальный капитал для разъяснительной работы о болезни, а также для поддержки пострадавших и групп риска.

Например, протестное движение в Ираке, ослабленное из-за уничтожения Сулеймани в начале года, изначально считало вспышку коронавирусной инфекции меньшим злом, чем правительственный кризис и рост влияния Ирана в стране. Однако увеличение числа жертв в соседнем государстве заставило их поменять свои взгляды. Так, в начале марта активисты заявили о приостановке своей кампании до момента обуздания COVID-19 и в рамках просветительской кампании призвали к соблюдению социальной дистанции, самоизоляции при наличии симптомов заболевания и дезинфекции мест общественного пользования.   

Кроме того, они воспользовались своими контактами в социальных сетях, обратившись с призывом к солидарности с нуждающимися в помощи, сбору пожертвований для семей, занятых в неформальном секторе, дальнейшее существование которых уже сегодня оказалось под угрозой из-за ограничения свободы передвижения. 

В Ливане и Алжире демонстранты сделали аналогичные выводы и сосредоточили свою активность в Интернете и социальных сетях. В виртуальном пространстве, в форме фото- и видеокампаний, хэштегов и акций по сбору подписей, они поддерживают жизнеспособность своего движения.

В краткосрочной перспективе кризис может предоставить элитам шанс отвлечь внимание от провалов государства и проявить себя по-новому в качестве кризисных менеджеров. Но в средне- и долгосрочной перспективе он играет на руку протестующим.  

В ходе смены общественных протестов кампаниями в цифровом формате и акциями поддержки пострадавших, в частности, распределением дезинфицирующих средств, уходом за больными или созданием горячей линии психологической помощи для людей в условиях изоляции, воспроизводятся образцы поведения, которые можно наблюдать и в других регионах мира, что порождает надежды на выживание протестных движений после зимы, то есть в период, который наступит после коронавируса. Ведь в краткосрочной перспективе кризис может предоставить запятнавшим себя в глазах общества элитам шанс отвлечь внимание от провалов государства и проявить себя по-новому в качестве кризисных менеджеров. Но в средне- и долгосрочной перспективе он играет на руку протестующим и укрепляет основу под их требованиями о создании компетентных, ответственных и инклюзивных систем управления.

Коронавирусный кризис, как никогда прежде, обнажил наличие в арабском мире двух классов обществ. В то время как бенефициары этих систем пользуются доступом к первоклассному медицинскому обеспечению и благодаря наличию финансовой подушки могут позволить себе пересидеть период карантина, большая часть трудоспособного населения оказалась один на один с разрушенной из-за экономии средств общественной системой здравоохранения и экономикой. В Тунисе, где в конце 2010 года началась «арабская весна», уже прошли первые протесты обедневших рабочих против запрета на перемещение под лозунгом: «До того, как заболеть, мы умрем от голода». 

Именно такое неравенство вывело на улицу в месяцы, предшествовавшие коронавирусу, часть населения региона. Движущей силой протестов стала главным образом потеря доверия к правящему политическому классу со стороны молодого поколения, лишенного большей частью возможности трудоустройства и перспектив. Утрата доверия может лишь обостриться в ходе коронавирусной пандемии. Вирус уже стал причиной крупных социальных раздоров, с которыми правительства почти не в состоянии совладать.

На горизонте уже проступают очертания кризиса, который последует после коронавируса. Правда, цепочки поставок и рынки после открытия границ будут возобновлены, а большая часть трудоспособного населения снова приступит к работе. При этом реальному экономическому выздоровлению после коронавируса препятствует неимоверная глыба частных и государственных долгов. Еще до пандемии общая задолженность таких стран, как Ливан или Судан, превысила соответствующие объемы валового внутреннего продукта. Финансовые кризисы поставили многие страны на грань банкротства. Некоторые режимы годами сидят на игле международных финансовых институтов или же держатся на плаву благодаря огромным финансовым вливаниям богатых нефтью стран Персидского залива. 

В этой тревожной ситуации коронавирусный кризис стал для них дополнительным экономическим шоком: туризм как источник поступления валюты иссяк; цены на главные статьи экспорта – нефть и газ – обвалились. К тому же коронакризис раскручивает спираль обесценивания денег, инфляции и роста стоимости жизни. Долговой кризис в свою очередь влечет за собой опустошительные последствия для систем жизнеобеспечения, существовавших до сего времени благодаря крупным бюджетным дотациям.

Даже после быстрой (хотелось бы надеяться) победы над коронавирусом Ближний Восток и Северная Африка вряд ли успокоятся. Коронавирусный кризис может перерасти в государственный и системный кризис. После него, с учетом нынешних ограничений, скорее всего с новой силой вспыхнет борьба за свободу и равноправие, в повестке дня опять окажутся и социальные вопросы. Таким образом, коронавирус может лишь отсрочить, но никак не остановить революцию.