О политической среде, называемой европейским правым крылом – политиках и партиях, которые не входят в спокойные воды христианской демократии, – говорят часто и много, однако разграничивают их не всегда. До сих пор считается, что существует определенный транснациональный союз, хотя ведущие представители правых нередко имеют разногласия по ключевым вопросам и являются ярыми соперниками.
В то же время существует еще одно, не менее искаженное мнение, которое возникает не только из-за неправильного понимания, но и применения двойных стандартов. Вспомним хотя бы главу правительства Италии Джорджу Мелони, которая вот уже почти три года руководит страной и за это время претерпела невероятные трансформации.
Поскольку партия «Братья Италии», членом которой была Мелони, возникла из неофашистской традиции (с которой она, между прочим, давно разорвала связи), в начале ее каденции многие стремились представить эту уроженку Рима как женское воплощение Бенито Муссолини, то есть хмурого дуче XXI века, сторонники которого рано или поздно снова выйдут на уличные протесты.
Уже тогда это было глупостью, а с течением времени – тем более. Фашизм мертв, а потому обращаться к нему для объяснения современности – интерпретационный прием, который умаляет исторический контекст и указывает на политическую близорукость аналитиков.
Ситуация стабилизировалась, и страх перед фашистским ренессансом, даже в брюссельских офисах, которые очень скептически относятся к «Братьям Италии», сменился чувством облегчения. С одной стороны, сотрудничество с Мелони в Европейском совете проходит без особых проблем, а с другой – она уже приобрела славу способной «шептуньи Трампу на ухо», благодаря чему играет важную роль в сложных переговорах с Белым домом.
Орбан, которого не любят и избегают, уже некоторое время является «bête noire» европейской политики
На фоне этого почти полностью исчезли обвинения в фашизме, и даже призрак Italexit, движения, руководители которого стремятся вывести Италию из ЕС, больше не тревожит спокойный сон деятелей в штаб-квартире ЕС. Втайне они, возможно, рады, что государственный корабль Италии, который после многочисленных смен капитанов и курса кренился в разные стороны, благодаря силе «Братьев Италии» снова восстановил свою относительную устойчивость.
Сама Мелони, о чем не раз говорили, хотя и любит позировать, но достаточно умна, чтобы не позволить позированию стать внутренней движущей силой собственных действий. В результате ее правительство, функционирующее без особых проблем, уважают даже во властных центрах Европы, а саму ее, человека, который претерпел разительные изменения и обладает сильной волей, воспринимают как давнюю подругу. Каждая ее улыбка, каждое объятие демонстрируют наблюдателям, что она – хорошая правая.
Венгерский премьер Орбан, к которому, в отличие от его коллеги, относятся не столько с уважением, сколько со строгостью, – совсем другой случай. Штрафы, санкции, серьезные обвинения в автократии: Орбан уже определенное время является «bête noire» европейской политики и останется таковым по крайней мере до апрельских парламентских выборов. Это человек, который оскорбляет влиятельных чиновников в Брюсселе и не считает нужным скрывать свои властные амбиции за привычным слоем сладкой риторической глазури.
Вместо этого он все больше превращает свою резиденцию в будапештском монастыре кармелитов в миниатюрную копию галльской деревни из серии комиксов об Астериксе и Обеликсе, с той лишь разницей, что деревня уже находится в пределах империи, которую он должен завоевать.
Партия Орбана «Фидес» на протяжении многих лет отказывалась играть с правыми негодяями и была верным членом Европейской народной партии. Не имеет значения. Бывший стипендиат Оксфорда не раз доказывал, что он прислушивается к мнению среднестатистического венгерского избирателя. Неважно. А то, что в различных вопросах он не стоит правее Мелони, которая на родине также склонна к определенной грубости? И это тоже не имеет значения. Политическая дерзость Орбана сделала ему репутацию нарушителя спокойствия и бунтаря. Человек, которого бывший президент Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер когда-то назвал диктатором, является, так сказать, негативом Мелони, которая стремится демонстрировать дружелюбие: не хороший, а плохой правый.
Тот, кто как правый машет сине-золотым флажком со звездой и присоединяется к континентальному хору вооружений, считается рассудительным, прагматичным, порой даже уважаемым
Чем больше сравниваем, тем понятнее становится: разница между Мелони и Орбаном заключается не столько в стиле их управления, сколько в том, считаются ли они политически пригодными для такого себе одомашнивания, что в этом контексте означает – можно ли на них положиться в решающий момент? Являются ли они предсказуемыми, совместимыми с общеевропейской политикой, можно ли их привлечь к стратегическому фронту?
Майкл Мейер-Ресенде высказал эту мысль с поразительной прямотой на фоне отсутствия критики в отношении спорной конституционной реформы Мелони: «У нас и так слишком много кризисов. Нам нужна [она] в политике в отношении беженцев. В конце концов, она проевропейская, выступает против Китая и за Украину». Перефразируя его слова, можно сказать, что итальянка выполняет роль, которую готовы воспринимать в других частях континента и которая все больше становится ее собственной специализацией.
Тот, кто как правый машет сине-золотым флажком со звездой и присоединяется к континентальному хору вооружений, считается рассудительным, прагматичным, порой даже уважаемым. Зато те, кто расставляет ловушки и подрывает солидарность с Украиной способом, выходящим за пределы предвыборной риторики, быстро получают репутацию опасных путинистов и ярых автократов.
Внешнеполитические линии борьбы являются центральным критерием оценки не только для брюссельской бюрократии, но и для всей общественности. В определенной степени это меняет утверждение, которое часто приписывают американскому президенту Ричарду Никсону, хотя нет доказательств, что это именно его слова, а именно: внешняя политика является, по сути, внутренней. Внутренние действия оцениваются через их внешнее измерение, то есть по тому, как они влияют на глобальную политическую арену.
Как следствие, даже для такого противоречивого политика, как президент США Дональд Трамп, планы его правительства по депортации и сокращениям вызывают удивление в других странах, но в итоге остаются темами, о которых европейцам не стоит беспокоиться. Зато то, что заставляет руководителей в Берлине и Париже нервно дрожать, – это прыжки американской администрации, которые напрямую затрагивают их собственные интересы: пошлины на местные экспортные товары, нерешительность в вопросах поставок вооружения или энергичность, с которой Илон Маск рекламирует партии, находящиеся за пределами того, что давно является табу.
В конце концов, политический ландшафт сортируется не столько по идеологическому соответствию, сколько по логике структурного самосохранения
Если не принимать во внимание эти трансатлантические потрясения, то Трамп представляется просто райским цветком радости, который в далекой Америке делает то, на что американцы и так были способны. Но если все же принять их во внимание, то эта странная фигура немедленно превращается в человека, который знаменует конец свободного мира. Трамп никогда не смог бы стать действительно хорошим правителем в стиле Мелони, для этого он слишком вульгарен и слишком часто игнорирует искусство дипломатии. И все же надежда, что его можно будет укротить и он откажется от своего непредсказуемого поведения, тлела.
В конце концов, политический ландшафт сортируется не столько по идеологическому соответствию, сколько по логике структурного самосохранения. Когда к власти приходит правое правительство, сразу проводится проверка: следует ли только объявить о консервативных политических изменениях? Или же желаемые изменения выходят за пределы этого и нарушают динамику ожиданий существующего порядка? Те, кто, как и Мелони, придерживаются статус-кво, могут быстро завоевать расположение, тогда как политики типа Орбана вынуждены принять тот факт, что каждая их законодательная инициатива, даже самая незначительная, будет рассматриваться как под увеличительным стеклом.
Это может показаться не очень последовательным, но это отражает настроения континента, который только после Brexit осознал, насколько неустойчив проект «Европа», построенный с помощью совершенно разных инструментов.
И когда в последнее время назначенный премьер-министр Чехии Андрей Бабиш предпринимает попытки объединиться с Орбаном в антимиграционный союз, то возникает определенное подозрение, независимо от того, можно ли вообще назвать этого политического хамелеона правым, что мы снова имеем дело с плохим правым. А потому применение тяжелой артиллерии, вероятно, является лишь вопросом времени.
