Недавнее противостояние в центре Киева – между участниками Марша равенства и сторонниками так называемых традиционных ценностей – стало очередным проявлением напряжения, которое нарастает в условиях полномасштабной войны. Под лозунгами «защиты семьи» или «национальной морали» все чаще может скрываться язык вражды, нетерпимость и попытки навязать единую «норму». Особенно тревожно, что среди участников подобных акций все больше молодежи – часто в балаклавах, с агрессивными лозунгами, со склонностью к конфронтации.
В мирное время такие события вызвали бы острую дискуссию в публичном пространстве, но во время войны они получают более снисходительное отношение общественности. Однако именно на этой почве прорастает опасное «смещение вправо» и возникает ключевой вопрос: насколько устойчивыми остаются демократические основы общества во время войны, и не теряем ли мы новое поколение?
Российская пропаганда использует образ «украинского нацизма» как центральный нарратив – для внутреннего потребителя и зарубежной аудитории
В условиях вооруженного конфликта растет запрос на идентичность, национальное единство, защиту, традицию. Но именно эти темы могут стать инструментом манипулирования общественным сознанием и даже радикализировать его.
Кстати, российская пропаганда годами использует образ «украинского нацизма» как центральный нарратив – для внутреннего потребителя и зарубежной аудитории. Факельные шествия, радикальные лозунги, символика – визуальные триггеры, которые идеально подходят для кремлевских рупоров. Не секрет, что российские спецслужбы в разные годы работали с ультраправыми сетями в Европе и, вероятно, также в Украине.
В то же время стоит признать, что радикализация, а особенно молодежи – не сугубо украинский феномен. Похожие процессы наблюдаются в демократических странах Запада: от США до Франции, от Германии до Италии. Под прикрытием «защиты традиций» продвигаются ксенофобские, ультраконсервативные, антидемократические месседжи. Илон Маск – один из самых громких примеров. Через платформу X (Twitter) он распространяет ультраправую риторику, атакуя меньшинства, женщин и климатических активистов. Таким образом он пытается сформировать «новую норму» сопротивления всему, что не вписывается в его представление о традиционных ценностях.
Все это происходит на фоне глубоких общественных сдвигов.
Рост традиционалистских настроений в этих странах стал также реакцией части общества на довольно радикальное смещение общей идеологической рамки – особенно в образовательной сфере. В частности, речь идет об усиленном акценте на трансгендерную тематику, изменениях в школьных программах, практике включения новых гендерных идентичностей, которые не всегда сопровождались широким общественным диалогом. Это вызвало сопротивление со стороны родительских сообществ, религиозных организаций и церквей, которые начали воспринимать новую ультралиберальную норму как угрозу собственным ценностям и праву на воспитание.
Реакция на такие изменения – не всегда радикальная, но в условиях поляризации именно радикальные голоса становятся самыми громкими. Ощущение потери контроля над ценностным полем становится катализатором для мобилизации – и именно эту эмоцию все чаще подхватывают молодежные сообщества.
Украина должна учитывать этот международный контекст – не для заимствования или оправдания, а для предупреждения собственных рисков. Потому что в условиях войны к уже имеющемуся опыту травмированного общества добавляется еще один мощный фактор: ценностно-идеологическая пустота. Молодые люди – участники боевых действий, волонтерских инициатив, молодежных проектов – часто остаются без содержательной опоры. Их состояние во время войны, потеря близких, усталость, социальное напряжение и отсутствие доверия к государству могут сформировать как запрос на что-то новое, ценностное и справедливое, так и на «сильную руку», порядок и радикализм.
Если не удастся ответить на этот запрос содержательными, демократически обоснованными формами привлечения, его могут перехватить силы, предлагающие иллюзорный порядок под прикрытием радикальной риторики.
Именно поэтому ценностно-идеологическое воспитание не может сводиться к навязыванию единого «правильного» видения. Вместо этого оно должно сочетать здоровый патриотизм с толерантностью, открытостью и уважением к плюрализму мнений и взглядов.
Патриотизм – это прежде всего любовь к своей стране, а не культивирование «исключительности». Он не должен отождествляться только с национализмом, особенно если последний исключает или маргинализирует тех, кто мыслит иначе. Украинские защитники и защитницы сегодня воюют за право жить в свободном, демократическом обществе, и эта свобода начинается уже сейчас: в школьном классе, университетской аудитории, публичном дискурсе.
Образование является одним из ключевых инструментов защиты общества от радикализации. Речь идет не только о знаниях – речь идет об опыте: участия, сотворчества, дискуссии. Молодежи нужно пространство для идентичности и автономии – через дебаты, симуляции, гражданское образование, волонтерские программы, «живые библиотеки». Но не менее важен пример реального, прогрессивного лидерства.
Образование является одним из ключевых инструментов защиты общества от радикализации
Обществу нужны политики, которые не торгуют страхом, а говорят на языке доверия, достоинства, равенства. Это могут быть депутаты местных советов, продвигающие прозрачность и диалог, или министры и мэры, внедряющие инклюзивные подходы в образовании, культуре, социальной политике. Это – общественные лидеры, которые не навязывают только свои интересы, а работают с громадами, ветеранами, переселенцами, молодежью.
Политика доверия – это также поддержка ментального здоровья подростков, подготовка школьных педагогов в сфере прав человека, системная работа с критическим мышлением и недискриминацией. Восстановление Украины – это не только об инфраструктуре. Это – о том, кто мы, как мы думаем и кого мы признаем авторитетами.
Если сегодняшняя молодежь увидит, что свобода – не слабость, а ценность, что демократия – это участие, а не риторика, что лидерство – это доверие, а не принуждение, то Украина будет иметь шанс на справедливое и инклюзивное восстановление.
