Читайте также эту статью на немецком языке

В западногерманской послевоенной мифологии Конрад Аденауэр является символом нерушимой связи с западным миром и упования на Соединенные Штаты Америки. Но и он не желал целиком полагаться на ядерную защиту американцев. Поэтому на заседании правительства в декабре 1956 года Аденауэр потребовал оснащения бундесвера ядерным оружием. Частично – собственными усилиями, в идеальном варианте – вместе с французами и итальянцами, а в случае необходимости – тайком от США. Парижские соглашения, в которых до этого пришлось отречься от оружия массового уничтожения, по его мнению, не были тому преградой. Закрепленный в них отказ от его производства, прозвучавший тогда из Парижа, имел силу только на территории Германии.

Для Аденауэра и министра обороны Штрауса ситуация в сфере политики безопасности в 1950-е годы резко изменилась. Летом 1956 года поползли слухи о намерении британцев уменьшить численность своих войск в Германии. Да и сами Соединенные Штаты из финансовых соображений начали склоняться к тому, чтобы освободить Европу от присутствия своего военного контингента. В случае войны они предпочитали остановить Красную Армию ядерным огнем, а не бросать в пламя битвы в Центральной Европе еще одно поколение фермеров из Айовы. К тому же, по мнению, например, адмирала США Редфорда, это было еще и более экономичным вариантом решения проблемы. Шок от запуска в космос Советами спутника в октябре 1957 года лишь подлил масла в огонь. Америка оказалась в пределах достижимости советских ядерных ракет. Миф о неуязвимости американцев развеялся.

В ходе этой дискуссии становится очевидным, что Германия с ядерным оружием в самом деле могла бы стать фатальным по последствиям сигналом, резким разрывом с завоеванной в жестоких боях послевоенной реальностью, частью которой стал и отказ от ядерного, химического и бактериологического оружия

Рискнули бы американцы ценой опасности ядерного уничтожения защитить Европу? Были ли для них Бонн или Берлин столь же дороги, как Нью-Йорк или Бостон? И где бы пролегла линия обороны – на границе между двумя Германиями, вдоль Рейна? И не было бы более целесообразно с точки зрения экономии ресурсов пойти на ограниченную ядерную войну на германской территории? По мнению, сложившемуся не в последнюю очередь и в Западной Германии, этого допустить было никак нельзя. Поэтому бомба в тех условиях показалась Бонну выходом из сложившейся ситуации. А Париж должен был оказать в этом помощь, ведь к тому времени он пережил унижение со стороны США во время Суэцкого кризиса, а Франция еще не обрела статус ядерной державы.

Как известно, из этого ничего не вышло. Помешали этому война в Алжире и де Голль. Франция самостоятельно стала ядерным государством, а Федеративная Республика Германия получила «статус ядерного партнера»: без права обладания ядерным оружием ей все же разрешалось его применение в случае получения разрешения от США/НАТО. Мнение Штрауса по этому поводу можно прочитать в его воспоминаниях: «Карликовому шуту с детской дудочкой позволили маршировать рядом с военным оркестром и воображать себя тамбурмажором». Зато в Министерстве иностранных дел вздохнули с облегчением. На первых порах удалось избежать разрушительных политических последствий.   

Сегодня, почти шесть десятилетий спустя, Констанце Штельценмюллер, сотрудница Брукингского института, аналитического центра в Вашингтоне, констатирует появление «наихудшей дилеммы для Германии в сфере безопасности начиная с 1950-х годов». С запада раздаются призывы Дональда Трампа к «миру благодаря силе», в том числе и атомному оружию, с востока Владимир Путин анонсирует создание «систем вооружения нового поколения», способных доставить ядерные боеголовки «в любую точку мира, минуя любые системы ПРО». А Германия оказалась как раз посередине.

И сегодня существуют сомнения в солидарности западного мира. Такая ядерная держава, как Великобритания, на этот раз не только отзывает свои войска, но и покидает ЕС, в то время как Франция в вопросах ядерного сдерживания продолжает мыслить в первую очередь категориями национальной безопасности, а гарантии поддержки со стороны НАТО оказались шаткими. Виной тому, по мнению Белого дома, сами немцы, которые слишком мало денег тратят на свои военные расходы и занимаются вместе с Москвой реализацией проекта «Северный поток – 2». Если упомянутого недостаточно, в дополнение можно назвать кризис системы контроля над вооружениями и режима нераспространения ядерного оружия, а также модернизацию ядерными государствами своих арсеналов. Как и в 1953 году, когда «ядерная пушка Анни» доставила вглубь территории врага атомные заряды на расстояние до 29 км, нынче высокоточные системы с более низкой силой взрыва снижают порог их применения и тем самым как бы восполняют «слабые места» в обороне.

Инициируя процесс создания противостоящей силы, отбрасывающей континент к состоянию многополярной нестабильности, мы вредим сами себе

В довершение всего в США в частности ведутся работы по разработке так называемых гиперзвуковых планеров с такой скоростью, которая исключает какую бы то ни было возможность эффективного противодействия. А на фоне призывов Трампа еще и к созданию «космических вооруженных сил», а также постоянной угрозы системам раннего оповещения, исходящей от киберпространства, принцип «гарантированного взаимоуничтожения» времен холодной войны и лозунг: «Кто стреляет первым, умирает вторым» вдруг снова воспринимаются чуть ли не как стабилизирующий фактор.

Мир находится в состоянии хуже, чем в 1957 году? И действительно ли на этот раз в системе международной безопасности достигнута «точка невозврата», требующая ядерного оружия? Как же еще защитить себя, если положиться больше не на кого? И не может ли, как считал в свое время федеральный канцлер Аденауэр, «(последовательное) усовершенствование артиллерии» стать по меньшей мере его тактической альтернативой? Нет, на этот раз, в том числе и Германии, нужна бомба! Это утверждает политолог Кристиан Гаке в ежедневной газете die Welt.

Но в какой форме все это могло бы произойти? Сначала нужно было бы аннулировать отказ от ядерной энергетики 2011 года, непреодолимый в 1950-е годы барьер. Но даже если бы этого не случилось, производство бомб было бы возможным. Благодаря участию в URENCO (компании, занимающейся обогащением урана для использования на АЭС), Германия уже сегодня является мировым лидером по обогащению урана. Однако в стратегическом плане все выглядело бы совсем иначе: когда следовало бы использовать бомбы, в чью пользу и против кого? Каковы способы их доставки к цели? По суше, воде, воздуху? Потребовалось бы создание оружия тактического назначения для гибкого и поэтапного реагирования, например, на ядерный удар ограниченного радиуса действия, направленный против немецкого авианосца в Балтийском море, наверняка построенного к тому времени? И как осуществлялся бы взаимозачет утраченных с каждой стороны человеческих жизней, разрушенных городов? Берлин за Варшаву? И кто бы пошел на это?

Все эти вопросы пугают. Но в государствах, обладающих атомным оружием, их по- прежнему ставят, и на них дают ответы. Поэтому знать их важно, не в знак признания необходимости, а в качестве основы для достижения взаимопонимания.

В процессе этой дискуссии стало очевидным, что Германия с ядерным оружием в самом деле могла бы стать фатальным по последствиям сигналом, резким разрывом с завоеванной в жестоких боях послевоенной реальностью, частью которой стал и отказ от ядерного, химического и бактериологического оружия. На международной повестке дня снова встал бы «немецкий вопрос». Ведь совершить прыжок к обретению статуса ядерной державы и единоличной гегемонии в Европе вознамерилось бы не какое-то там государство, а Германия, которая в последнее время не пользуется особой популярностью из-за своей политики жесткой экономики и миграционной политики.

Не в последнюю очередь по этим причинам стремление заполучить атомную бомбу и сегодня не имеет права на существование. Возможны шаги намного ниже этого порога, начиная от усиления мер по сдерживанию конвенциональными видами вооружений до содействия диалогу с европейскими и иными партнерами о значении стратегической стабильности в нынешних условиях. Существует и возможность возобновления контроля за вооружениями и разоружением. Это, конечно, не является средством полного исцеления, и всего этого самого по себе недостаточно. Однако немецкая бомба не может быть здесь альтернативой.

Но если мы все же пойдем на такой шаг, то, по словам Вольфганга Ишингера, председателя Мюнхенской конференции по безопасности, «поставим себя в безвыходное положение», а также и НАТО, и процесс европейского единения. Короче говоря, инициируя процесс создания противостоящей силы, отбрасывающей континент к состоянию многополярной нестабильности, мы вредим сами себе. Особенно хорошо то, что ядерное вооружение не отвечает интересам Германии, что должно быть известно таким реалистам, как Гаке, обычно требующим при каждой возможности внешней политики, руководствующейся интересами и государственным подходом.

Конрад Аденауэр назвал договор о запрещении ядерного оружия 1967 года «планом Моргентау в квадрате», сверстанным по образцу замыслов американцев превратить Германию после окончания Второй мировой войны в аграрное государство. «Старина-канцлер» не проявлял особой симпатии и к таким организациям, как объединение представителей церквей, профсоюзов и социал-демократической оппозиции того времени под названием «Объявим войну ядерной смерти», не говоря уже о 17 немецких ученых-атомщиках, которые в 1957 году настоятельно предостерегали его от ядерной угрозы в заявлении под названием «Геттингенский манифест». И все же до конца своей жизни Аденауэр верил в необходимость ядерного выбора для Федеративной Республики Германия. Такая точка зрения была тогда столь же опасной, как и сегодня.

Эта статья в сокращенной редакции была опубликована 9 августа 2018 года под названием «Германия – ядерная держава! А дальше?» в ежедневной газете Tagesspiegel.