Решение Саудовской Аравии увеличить поставки нефти на фоне падения спроса в мире может подорвать российскую военную мощь. Поскольку Россия уже продает свою нефть по сниженной цене и с повышенными производственными затратами, низкие цены на рынке нефти могут негативно сказаться на ее способности финансировать войну против Украины.

Россия и Саудовская Аравия уже конфликтовали на рынке нефти. В начале пандемии COVID-19 Россия начала бессмысленную ценовую войну (которая длилась месяц), увеличив добычу в то время, когда мир был на карантине. Саудовская Аравия сделала то же самое в ответ, и цены на нефть ушли в пике. Толчком к переговорам, которые положили конец этому кризису, стала якобы угроза бывшего президента США Дональда Трампа отозвать американскую военную помощь Саудовской Аравии – свидетельство «чрезмерного влияния» геополитики на рынок нефти. Из-за геополитического давления и падения рыночного спроса, на фоне чего ценовая война стала потенциально разрушительной для всех сторон, Россия и Саудовская Аравия отступили, согласившись на сокращение добычи для стабилизации цены.

Как указано в книге профессора Кембриджского университета Хелен Томпсон «Disorder: Hard Times in the 21st Century» (Неладно: Трудные времена в 21 веке), избыток нефти в 2014-2016 годах также был следствием конкуренции между США, Россией и Саудовской Аравией. Тогда, как и сейчас, Саудовская Аравия увеличила поставки нефти на мировой рынок на фоне падения спроса – с экономической целью создать антистимул для американских инвестиций в сланцевую нефть и с геополитической целью заставить Россию и Иран отказаться от поддержки режима Асада в Сирии. То, что Россия смогла пережить финансовый кризис, вызванный сочетанием западных санкций и ростом предложения саудовской нефти, при этом режим Асада не пострадал, а российский контроль над оккупированными южными и восточными регионами Украины сохранился, может вызвать сомнения в том, что нынешняя конъюнктура станет проблемой для путинского режима. Но теперь Россия сталкивается с гораздо более строгими внешними санкциями (по сути, почти полным изъятием из западной торгово-финансовой повестки) и ведет чрезвычайно дорогую полномасштабную войну против Украины, поэтому конъюнктура конца 2024 года означает гораздо большие трудности.

Изъяны военного кейнсианства

Тенденции на мировом рынке нефти оказывают ощутимое влияние на стратегический выбор России. К 2030 году, по прогнозам Международного энергетического агентства, предложение превысит спрос примерно на 8 миллионов баррелей в день – ситуация, которую они называют «потрясающей» и «беспрецедентной» (за исключением пандемии COVID-19). В Иране и странах Персидского залива нефтяные месторождения расположены близко к поверхности, благодаря чему добыча экономически эффективна, и коммерческое положение этих стран может позволить им пережить падение цен на нефть. Безубыточная цена новых проектов по бурению также намного ниже, чем у иностранных конкурентов, включая Россию и США.

Переходя в более конкурентную позицию, Саудовская Аравия становится угрозой для американской добычи, которая дороже, и в то же время автоматически признает, что группа ОПЕК+ имеет меньшее влияние на ценообразование. Для России это худшее из худшего. В отличие от Соединенных Штатов, ее экономика зависит от нефти и, соответственно, от картельной власти ОПЕК+. При этом, в отличие от Саудовской Аравии, добыча нефти в России недешевая, поэтому она плохо приспособлена к низким ценам. Это определяет краткосрочную эскалационную логику войны России против Украины, которая требует быстрых успехов на поле боя – до того, как на рынке нефти упадут цены.

Поскольку с 2014 года на нефть приходится 30-50 процентов годовых поступлений в государственный бюджет, Россия по сути является нефтяной державой

Теперь очевидно, что успешная адаптация экономики России к войне была важной составляющей полномасштабного вторжения. Российское государство применило ряд мер, которые Владимир Ищенко, Илья Матвеев и Олег Журавлев называют «военным кейнсианством» – суть в том, что расходы, связанные с войной, стимулируют спрос в экономике. Авторы отмечают, в частности, эффективность этих мер в плане роста зарплаты и развития промышленности, их вероятное влияние на популярность войны среди российского рабочего класса, а также внутренние препятствия, такие как острая нехватка рабочей силы, ограничивающая производство.

Чтобы лучше увидеть слабые места российской военной экономики, стоит рассматривать ее в глобальном контексте, в котором очевидна ее зависимость от нефти. Хотя санкции ухудшили отношения России с западными рынками, ее военная экономика не стала автаркичной. Напротив, прибыль от экспорта нефти является критически важной. Как утверждает Оксфордский институт энергетических исследований, российская экономика дуалистична в том смысле, что ее можно разделить на сектора, которые генерируют прибыль (самый важный из них – нефтяной), и сектора, которые зависят от прибыли и держатся на распределении ренты. Поскольку с 2014 года на нефть приходится 30-50 процентов годовых поступлений в государственный бюджет, Россия по сути является нефтяным государством. Режим Путина управляет рентой и использует ее для финансирования военной агрессии против Украины.

Россия не публикует данные о торговле после начала полномасштабного вторжения, но Bruegel предполагает, что, несмотря на успешное применение инструментов военного кейнсианства, она продолжает компенсировать торговый дефицит товарами, не связанными с ископаемым топливом (обеспечивать общий профицит). Поскольку этот доход необходим для удовлетворения потребностей российского населения и финансирования ВПК, поддерживать поток нефтяной ренты критически важно.

Россия сталкивается с ростом расходов, при этом продавая по сниженной цене

Итак, российская нефть является одновременно источником силы, из которого финансируется война, и потенциально слабым местом – из-за чувствительности к колебаниям цены на мировом рынке. Полномасштабное вторжение привело к санкциям, которые увеличили стоимость добычи, резкому падению спроса на Западе из-за перехода к альтернативным поставщикам и установлению ценового потолка. То есть Россия сталкивается с ростом затрат, при этом продавая по сниженной цене (что на руку незападным покупателям в целом и Индии и Китаю в частности). Страна смогла адаптироваться к этим изменениям, но еще не должна была оказаться в ситуации, когда предложение нефти на мировом рынке превышает спрос.

Особенность неравномерного и комбинированного развития государства заключается в том, какую роль в формировании его геополитической и экономической траектории могут играть «далекие» события. Это очевидно из серии плохо предсказуемых ситуаций, где задействовано много игроков и театров конфликта, которые, похоже, определят, продолжит ли Россия продавать нефть по цене, необходимой для финансирования войны: какой будет спрос на нефть в условиях «зеленого перехода», особенно в Китае, на который в 2023 году приходилось четыре пятых мирового роста спроса; насколько агрессивно Саудовская Аравия будет увеличивать предложение, чтобы перехватить долю рынка у конкурентов; будет ли полномасштабная война между Израилем и Ираном, которая теоретически может превратить Ормузский пролив, «бутылочное горлышко для нефти», в место боевых действий. Если сумма этих факторов и развитие событий приведет к обвалу цен на нефть того же масштаба, что в 2014-2016 годах, российскому режиму может стать трудно финансировать свою военную экономику, по крайней мере в «прогрессивном» по отношению к сотрудникам виде.