В попытках урегулировать российско-украинскую войну наблюдаются сдвиги. Однако переговоры происходят в неожиданных местах и в новых составах. Вместо прямого контакта между Киевом и Москвой сначала появилось соглашение между Украиной и США.
В Джидде обе стороны согласовали параметры предложения Москве о прекращении огня и одновременно разрешили свои противоречия по сделке с природными ресурсами. После этого Вашингтон возобновил приостановленную военную поддержку Киеву, что было целенаправленной демонстрацией силы, которая подчеркнула экзистенциальную зависимость Украины от США. Европейские союзники едва ли могли заполнить образовавшийся вакуум.
Итак, Дональд Трамп становится соавтором российского нарратива, который отрицает суверенитет Украины. Марко Рубио говорит о посреднической войне – Киев как американский прокси. В период с 2014 по 2022 год Кремль уже делал ставку на то, что Вашингтон, Париж и Берлин заставят Киев пойти на уступки.
Достигла ли Россия своей цели? Москва пока не знает. В своей первой официальной реакции Кремль сохраняет сдержанность. Реакция Путина в целом свидетельствовала об открытости к переговорам: глава российского государства назвал «идею» 30-дневного прекращения огня целесообразной. Но тут же обозначил ряд встречных вопросов, которые хочет обсудить «с американской стороной» и непосредственно с Дональдом Трампом. Прежде всего, как будут использованы следующие 30 дней – например, будет ли Украина продолжать мобилизацию в течение этого времени. Если нет, то кто будет контролировать соблюдение соглашения, и уйдут ли украинские войска из Курска, ведь их нельзя «просто так» оставить.
Темп стремительный, американские заявления о наступлении мира – помпезные
Бизнес язык Трампа находит отклик и в России: наконец-то, по мнению Москвы, Запад отказывается от своей ценностной монументальности и переходит к конструктиву. Вряд ли найдется другая страна, чья элита так далеко зашла в слиянии капиталистических и репрессивных инструментов власти, как Россия. Суть российской олигархии уже давно перестала сводиться исключительно к кооптации государственных институтов крупными капиталистами; речь идет также о деформации процессов внутренней и внешней политики в прагматичные, зачастую циничные сделки.
Это обеспечивает высокую степень стилистической и риторической связи с версией Америки, в которой доминируют tech-bros с турбонеолиберальной конституцией и стремлением к быстрым деньгам и медиавыигрышам. Но именно потому, что Вашингтон теперь действует столь резко по-другому, Кремль задает тот же вопрос, что и европейцы: сдержит ли Трамп свое слово, или все это просто ловушка?
Скептицизм налицо. В среде военных блогеров и националистических политиков все кипит: прекращение огня – это геополитический обман, чтобы дать Киеву тактическое преимущество. Путин не должен повторить ошибок прошлого в уступках перед Западом, как это уже было в Украине или перед Турцией, как это было в Сирии. Целью должно быть максимально возможное военное ослабление Украины.
На самом деле нынешняя динамика на поле боя на руку Москве – прерывание боев с неясными перспективами переговоров может оказаться ошибкой в дальнейшем. Даже прекращение огня на месяц может нанести России стратегический ущерб, предоставив Киеву и его европейским союзникам ценное время для перегруппировки.
Российское руководство не знает, является ли это единственным и мимолетным шансом, или же вступив в переговоры по существу, оно откажется от своего самого важного преимущества перед Украиной – способности к дальнейшему истощению.
Следующая трехступенчатая модель помогает понять, какие взаимосвязанные цели одновременно преследует Российская Федерация в своей агрессии.
Во-первых, это Украина. Здесь Москва давно стремится к устойчивому лишению суверенитета соседнего государства, начиная с экономических методов, таких как энергетическое давление, коррупция, пропаганда, вмешательство во внутреннюю политику, социальный раскол, а затем – из-за отсутствия успеха – перейдя к паравоенной дестабилизации и, наконец, широкомасштабному вторжению.
Уничтожение и окончательное ослабление военного потенциала Украины является абсолютным приоритетом. Даже если часть российского руководства полагает, что Киев можно принудить к миру путем переговоров, а российская экономика и общество с нетерпением ждут окончания войны, они знают, что Украина достаточно велика и сильна, даже после произошедших аннексий, чтобы через несколько лет стать очень серьезной проблемой для безопасности России, как самостоятельно, так и при будущей помощи со стороны европейцев.
Должны быть созданы буферные зоны между НАТО и Россией, а принцип неприсоединения должен быть отменен
Во-вторых, это Европа. Здесь Кремль хочет добиться пересмотра континентальных правил. Должны быть созданы буферные зоны между НАТО и Россией, отменен принцип свободного выбора оборонного союза, ЕС должен ограничиться исключительно экономической интеграцией, и в итоге советское соглашение об окончательном состоянии холодной войны должно быть пересмотрено. Европа является ключевым регионом в российской большой стратегии, поскольку Россия может претендовать на особую роль здесь в силу геополитических и геоэкономических факторов. С точки зрения Путина, реорганизация Европы в этом смысле абсолютно необходима, чтобы исправить «позор» горбачевских сделок – в духе Венского конгресса и Ялтинской конференции.
В-третьих, речь идет о глобальном уровне. Владимир Путин хочет, чтобы Россия поднялась в весовую категорию ведущих держав, а это, в свою очередь, может произойти только в том случае, если Соединенные Штаты признают это. Переговоры о новом многополярном мире должны вестись при равноправном участии России.
И здесь кроется суть внешнеполитической революции Трампа. Настоящим поворотным моментом в отношениях между США и Россией стала не победа Трампа на выборах, а его решение сделать США «лишь посредником» в этой войне. Собственные обязательства США перед Киевом должны быть ослаблены как можно скорее, чтобы усадить обе стороны за стол переговоров – не из альтруистических побуждений, а чтобы уменьшить бремя участия США в конфликте и в то же время сохранить прежние «инвестиции» в Украину.
Путин крайне положительно отреагировал на интерес Трампа к украинским редкоземам
Путин крайне положительно отреагировал на интерес Трампа к украинским редкоземам и немедленно предложил ему совместные проекты по добыче полезных ископаемых в Украине – что, по мнению Путина, означало бы согласие Америки на смещение границ. Кроме того, он даже озвучил перспективу создания совместных российско-американских предприятий в Красноярске в Сибири. Это, в свою очередь, вызвало удивление в патриотических кругах, поскольку центральным компонентом российской пропаганды является нарратив о жизненно важной защите от западного империализма.
Но идеология в России в конечном итоге является сезонной модой – переход на деловой язык не представляет для Путина сложности. На сегодняшней пресс-конференции он сам поднял вопрос о возможности возобновления поставок газа в Европу – возможно, через американо-российский консорциум.
Проблема кроется в другом. Москва не хочет посредничества США – она хочет переговоров с США. Флирт с идеями Трампа по разоружению, стремление к скорейшему восстановлению воздушного и платежного сообщения – все это призвано убедить Вашингтон признать за Россией статус единственной европейской великой державы, сначала неформально, а затем и по существу.
Посредничество Трампа до сих пор создавало впечатление, что это всего лишь локальный постсоветский конфликт между восточными славянами – своего рода Югославия 2.0 – и, следовательно, ситуация, в которой соглашение может быть достигнуто благодаря американскому дипломатическому мастерству и дозированному давлению на обе стороны.
Это не то, чего хочет Москва. История российско-украинских перемирий полна быстрых разрывов. Да, Украина – это минимальная цель. Но на кону стоит нечто большее. Именно поэтому Россия будет продолжать играть, увязывая согласие на прекращение огня со все новыми уступками, которые в какой-то момент могут привести к далеко идущим европейским или глобальным требованиям. Односторонний отказ Америки от членства Украины в НАТО, требование создания демилитаризованных буферных зон между НАТО и Россией или проведение американо-российской мирной конференции для всей Европы – все это может стать условиями. И если они не будут выполнены, Россия может продолжать военные действия до тех пор, пока Украина не развалится изнутри в социальном и политическом плане. Де-факто Курск уже возвращен, а минимальная цель «лишение суверенитета» по-прежнему достижима с помощью дорогостоящих, но проверенных военных методов.
Москве нужны гарантии именно потому, что неясно, сможет ли Трамп оказать Путину лишь разовую помощь или станет его стратегическим партнером. Звучит контринтуитивно, но российская внешняя политика не стремится к общему демонтажу международного права – напротив, она зациклена на формальном закреплении собственных достижений.
С помощью БРИКС Кремль уже много лет работает над импровизированной институциональной конструкцией для мира после ООН. Очевидно, что он руководствуется опасениями по поводу узкого окна возможностей до промежуточных выборов в США – до того, как геополитические карты будут перетасованы, Москва хочет создать факты. Именно поэтому Россия настаивает на заключении реальных договоров и официальных соглашений. Лавров и Путин не хотели бы ничего большего, чем Эр-Риядский конгресс об «окончательном урегулированию в отношении Европы».
Такое геополитическое «международное право великих держав» закрепит двухклассовый мир, что несовместимо с нынешней концепцией Европы. И это не считая того, что европейцы будут относиться ко второму классу, с точки зрения России. Переговоры о войне в центре Европы уже ведутся между неевропейскими странами в неевропейских столицах, где обсуждают идеи об использовании неевропейских миротворческих сил.
Но Россия недостаточно учитывает в своих расчетах сценарий, в котором Украина, Германия и Европа поймут, что просто держаться за старый миропорядок недостаточно. Под напором из России и США у Европы есть шанс на развитие геополитической дееспособность и собственного суверенитет, она может научиться последовательно формулировать свои интересы и подкреплять их реальными инструментами. В такой ситуации Европы стала бы реальным игроком в российской и, кстати, в нынешней американской внешнеполитической концепции. Москва не считает такой сценарий вероятным. Но Кремль часто ошибается.
