В это воскресенье, 16 февраля, вооруженная группировка М23 захватила Букаву, второй город на востоке Демократической Республики Конго (ДРК). Это произошло через две недели после захвата Гомы, другого стратегически важного города на востоке ДРК. Таким образом, речь идет о значительной эскалации конфликта.
В отчетах ООН за прошлые годы была зафиксирована помощь со стороны Руанды: как логистическая поддержка группировки, так и непосредственное присутствие руандийских войск в ДРК. В прошлом году, по скромным оценкам группы экспертов ООН, количество руандийских военных на конголезской территории составляло от 3 тыс. до 4 тыс. После захвата Гомы оно, как сообщают, выросло до 6 тыс. или 7 тыс. человек.
Это не первый конфликт с участием М23. Все началось в 2012 году, когда группа конголезских повстанцев тутси, известная как «Движение 23 марта» (March 23 – M23), взбунтовалась против правительства ДРК. Эту группу сформировали бывшие члены НКЗН (Национального конгресса защиты народа), которые, согласно мирному соглашению 2009 года, были интегрированы в конголезскую армию. Они обвинили правительство в несоблюдении соглашения, в частности касательно политического представительства и отношения к общинам тутси. При поддержке Руанды и в определенной степени Уганды М23 быстро захватила территорию на востоке ДРК. После значительного международного давления на Руанду и военного давления на М23 в 2013 году группировка была разгромлена. Но в ноябре 2021-го она возникла снова – как прокси Руанды.
Реакция Конго на конфликт на востоке недостаточна из-за ряда структурных проблем, таких как масштабная коррупция в армии или ее сотрудничество с вооруженными формированиями, включая Демократические силы освобождения Руанды (FDLR). Также был упущен ряд возможностей в переговорах и демобилизации (остатков) М23.
Но это не полностью объясняет интересы Руанды на востоке ДРК. Каковы мотивы того, что нельзя характеризовать иначе, чем как вторжение в соседнюю страну?
Защита интересов согласно традиции
Кигали видит в восточной части ДРК угрозу для своей национальной безопасности. В частности, он рассматривает мятежную группировку FDLR, состоящую из остатков бывших виновников геноцида, как главную угрозу для своей территории. Видение Руанды тесно связано с последствиями геноцида, которые определяют ее крайне агрессивную и максималистскую позицию по безопасности. В заявлении от февраля 2024 года правительство Руанды утверждало, имея в виду FDLR, что «Руанда оставляет за собой право принимать любые правомерные меры для защиты нашей страны, пока существует эта угроза».
Следует признать, что угроза для безопасности со стороны FDLR не настолько сильна, чтобы оправдать такой масштабный военный ответ М23 и Руанды. Их реакция – это смесь того, что Кигали воспринимает как обоснованное беспокойство (со своей постгеноцидной максималистской позиции по безопасности), и инструментализации этой угрозы. Например, когда М23 снова возникла в ноябре 2021 года (в значительной степени стараниями Руанды), численность FDLR оценивалась в 500-1000 человек – отнюдь не экзистенциальная угроза для Руанды.
Кроме того, следует подчеркнуть роль Руанды как «пожарника-поджигателя». Она 20 лет поддерживала несколько вооруженных группировок на востоке ДРК, следовательно, сыграла важную роль в разжигании насилия в регионе. Наступление М23 – хороший пример. Теоретически его начали с целью защиты тутси в ДРК. Хотя закономерные основания для исторической маргинализации этой группы населения есть, наступление обострило межэтническое напряжение и привело к усилению опасности для тутси.
Президент Кагаме уже публично ставил под сомнение колониальные границы между Конго и Руандой
Руанда рассматривает восток ДРК как свою историческую сферу влияния. Поэтому она будет пытаться сохранить это влияние на востоке и принимать меры каждый раз, когда будет чувствовать угрозу. Многие считают это причиной, почему Руанда воскресила М23 в ноябре 2021 года. Тогда Руанда считала, что ее интересы в ДРК под прямой угрозой. Соседним Бурунди и Уганде было разрешено проводить военные операции на востоке ДРК, а Руанде – нет. В частности, военная операция Уганды рассматривалась как прямая угроза для Руанды. Уганда среди прочего планировала построить на востоке ДРК дорогу, которая бы проходила непосредственно в зоне влияния Руанды. Руанда стала пробовать защитить свои интересы традиционным для нее способом: с помощью вооруженной группировки, а именно М23.
Также присутствие Руанды на востоке ДРК вписывается в более широкий исторический нарратив о «Великой Руанде». Президент Кагаме уже публично ставил под сомнение колониальные границы между Конго и Руандой. Около года назад он заявил: «Границы, которые были проведены в колониальные времена, разделили наши страны... Большая часть Руанды осталась снаружи, на востоке Конго, на юго-западе Уганды и т.д.». Подобные высказывания не содержат прямых территориальных претензий, но большинство конголезцев их видит, в частности потому, что такие претензии были в прошлом, еще во время Первой конголезской войны (1996-1997 годов).
Речь не только о ресурсах
Также следует признать, что Руанда имеет в Конго экономические интересы. С 2016 года золото является важнейшим экспортным продуктом Руанды, и, как известно, большая часть этого золота поступает с востока ДРК.
По всем этим причинам руандийские политические элиты говорят, более или менее открыто, о востоке ДРК как буферной зоне или «модели Курдистана».
Поэтому крайне важно рассматривать операции Руанды и М23 как смесь всех вышеперечисленных компонентов. Ряд СМИ, например, уделяют много внимания ресурсному компоненту нынешней войны, изображая ее как такую, что ведется прежде всего за доступ к минеральным ресурсам. И они действительно играют определенную роль: М23 захватила шахту Рубайя, которая, по оценкам, обеспечивает 20 процентов мировой добычи колтана. Согласно отчетам ООН, М23 вывозит из шахты около 120 тонн колтана в месяц, который поступает в Руанду. В то же время важно уточнить, что М23 захватила шахту только в апреле 2024 года, через два с половиной года после того, как (пере)начала наступление.
Только за первую половину 2024 года М23 сделала изгнанниками около двух миллионов человек
M23 прилагает значительные усилия, чтобы демонстрировать «милосердное правление повстанцев». Она хочет показать, что может управлять Востоком более эффективно, чем Киншаса. Это вызвало шквал активности в интернете, где влиятельные прокигальские деятели демонстрируют «освобождение» Гомы и востока ДРК, а также «хорошую работу» М23. В этих акциях удобно игнорируются вынужденные переселенцы и насилие, которое М23 применяет против гражданского населения. Только за первую половину 2024 года М23 сделала изгнанниками около двух миллионов человек, а с начала этого года – еще 700 тысяч. Есть также сообщения о внесудебных казнях, похищениях и принудительной вербовке (в том числе детей) и принуждении к труду.
Все вышеперечисленные факторы указывают на то, что Руанда в провинциях Киву надолго: она привлекла больше войск и оккупировала большую территорию, чем в 2012-2013 годах. И не просто так это происходит именно на фоне событий в Газе и Украине. Международное сообщество стало иначе реагировать на вторжение и аннексию. Кроме заявлений об осуждении (в последнее время от Европарламента), не было почти ничего: Германия приостановила переговоры о предоставлении помощи, а Великобритания угрожала сократить помощь, но, помимо этого, мало что произошло. Воспользовавшись отсутствием реакции, Руанда и M23 продолжают реализацию своего плана по созданию «сферы влияния». Как указано выше, основанием для наступления является не прямая угроза, а собственные интересы. Однако оно приводит к большим человеческим жертвам и вызывает серьезный гуманитарный кризис в регионе.
