В Германии, стране высоких технологий, американские технологические миллиардеры долгое время были в почете. Это касалось инноватора и основателя корпорации Apple Стива Джобса, который, благодаря аскетической харизме и незаурядному таланту к публичным выступлениям, получил значительную аудиторию сторонников. Сейчас это касается Илона Маска, которого считают новатором в области автомобилестроения и пророчат славу человека, который окончательно похоронит двигатель внутреннего сгорания. Это касалось и лайдака на вид и основателя Meta Марка Цукерберга, чья самая известная социальная сеть Facebook не признана такой же полезной, как iPhone или Tesla, но всегда имела атмосферу визионерского продукта. Фильм Дэвида Финчера «Социальная сеть» еще больше закрепил такое впечатление в общественном восприятии, вызывая смесь трепета и восхищения.

Проходит время, все меняется. Джобс умер. Маск – в глазах многих – превратился в суперзлодея, который, презирая немецкий дискурс, обзывает канцлера «некомпетентным дураком» и в качестве гостя сети строчит посты в пользу националистической право-популистской партии AfD («Альтернатива для Германии»). А Цукерберг что? Похоже, он все чаще берет пример со своего коллеги миллиардера. Такое впечатление складывается из реакции на ролик в Instagram, в котором 40-летний бизнесмен объявил о различных изменениях в своей интернет-империи. Среди важнейших изменений большая свобода слова, разрешение на высказывание противоречивых мнений на темы, в частности, миграции и гендера, а также разрешение не пользоваться услугами фактчекеров, которые тщательно проверяли бы посты на предмет их содержания и в случае их неприемлемости выдавали бы предупреждения.

Можно предположить, что это в лучшем случае некие замечания на берегах, особенно потому, что касается это только США. В самой Германии, благодаря Закону о цифровых услугах Европейского союза, мало что изменится. Стоит отметить, что волнение растет и раздаются громкие голоса осуждения со стороны прессы, которая снова считает, что демократия оказалась в опасности. Резкие реакции раздражают из-за того, что, с одной стороны, такая ситуация отражает причудливый взгляд на Meta-платформы как на своеобразную цифровую трагедию, а не коммерческое онлайн-предложение, к которому применяется старая рыночная модель love it or leave it («люби или оставь»). С другой стороны, из-за обвинений в том, что корпорация Meta рубит давно установленные столпы обмена мнениями, хотя на самом деле это относительные инновации. Не забывайте, что Facebook использует фактчекинг только с 2016 года, Instagram – с 2019-го. Подводить итоги через некоторое время – не нарушение. Понимание того, что вы перегнули палку, также не является незаконным.

Подводить итоги через некоторое время – не нарушение. Понимание того, что вы перегнули палку, также не является незаконным

Проверка фактов, в частности, отнюдь не беспроблемная. На фоне неоднозначных случаев, пограничных заявлений и двусмысленных утверждений проверка фактов в интернете проблематична. Вот пример: политик А считает, что уровень безработицы составляет гораздо больше, чем пять процентов. Между тем фактчекер может просмотреть данные статистики и утверждать, что это неправда. Это приведет к неправильной оценке смысла утверждения, заключающегося в том, что пять процентов не отражают реального количества безработных лиц (некоторые группы населения не включены в статистику). Не менее двояким является мнение, что определенным утверждениям не хватает доказательств и что на практике понимается как опровержение этих утверждений. Однако то, что нельзя доказать, не обязательно является неправдой, а наоборот – предположением с открытой правдивостью. Фактчекер, вероятно, указал бы на отсутствие доказательств того, что доверенные лица президента США Ричарда Никсона прослушивали штаб-квартиру Демократической партии в конце 1972 года. При этом ход его мыслей не был бы ошибочным.

Относительно заметок сообщества, которые должны прийти на смену фактчекингу, издание Der Spiegel пишет, что в будущем «решение о том, что является правдой, а что нет [...] Meta [передаст] пользователям». Это также свидетельствует о причудливом взгляде на вещи, будто упомянутые пользователи менее способны к этому, чем частные поставщики услуг, или будто вообще существует потребность принимать такие решения и предоставлять операторам социальных сетей статус агентств правды. Противоположную позицию аргументировать легко: социальные медиа – это платформы, пользователей которых нет необходимости ни обучать, ни что-то им объяснять. Общаясь с кем-то в пабе или спортивном клубе, вы сами решаете, каким словам этого человека можно верить. Здоровый скептицизм в отношении услышанного – это основа коммуникации и здравого смысла. Понятно, что то, что действует для знакомств в пабах, должно действовать и в цифровом пространстве.

Недовольство ликвидацией процесса фактчекинга может рассматриваться прежде всего как признак недоверия к способности людей к оценке происходящего. Проще говоря, их способности думать самостоятельно и иметь собственные суждения. Можно возразить, что в цифровом пространстве есть пользователи, которые хотели бы отрицать эту способность из-за собственной чрезмерной доверчивости или идеологического упрямства. В обоих случаях проверка фактов помогает только частично, ведь в долгосрочной перспективе вряд ли способна убедить излишне доверчивых, а вот идеологов, наоборот, может убедить в правильности суждений, давая ощущение, что на их политические убеждения несправедливо нападают. Если предположить определенную вероятность успеха, остается неприятный осадок от того, что в каком-то сером мире в тени сидят третьи лица, которые поднимают или опускают большие пальцы, оценивая правильность противоречивого контента. Другими словами, они сами решают, где грань между правдой и ложью, между отсутствием контекста и достаточным контекстом.

С правым популизмом все это не имеет ничего общего

В определенной степени кажется, что в Германии меньше сталкиваются с изменениями, в отличие от того, что им в очередной раз показывают из-за рубежа. С этой точки зрения такой шаг Цукерберга – это прежде всего еще один акт на сцене европейско-американского цифрового театра, регулярно развлекающего зрителей спецэффектами, такими как выплата штрафов и театральный гром. Здесь сталкиваются два совершенно отличных менталитета: европейское неприятие грубой, оскорбительной или лживой речи и американское стремление к безусловной свободе слова, желание, чтобы государство устанавливало границы, и убеждение, что лучше всего о собственных делах могут позаботиться сами граждане. Обе идеи легитимны, их можно отстаивать, приводя разумные аргументы. Но нельзя впадать в самоуспокоение или снисходительность, так, будто известно единственно правильное соотношение между автономией и вмешательством.

Звучит несколько странно, когда издание Der Spiegel обвиняет Цукерберга в использовании «правопопулистских боевых слов» на том основании, что в его заявлении говорилось о «цензуре» и «старых медиа». Правда заключается в том, что критика цензуры в английском не имеет такого тоталитарного влияния, как немецкий аналог, который в целом также имеет прямолинейный мощный характер («цензуры нет»). То, что высокопарно переводят как «старые медиа», в оригинале является legacy media, термином с положительной коннотацией, который также используется в издании Washington Post или на факультетах медианаук. С правым популизмом все это не имеет ничего общего. Это, скорее, общеупотребительный термин с незначительным потенциалом для серьезной лингвистической критики.

Лучше было бы подумать, имеют ли смысл некоторые комментарии Цукерберга. «Мы дошли до точки, когда ошибок просто слишком много», говорит он, имея в виду многочисленные случаи, когда внутренняя система модерации давала сбои, а достоверный контент просто удаляли. Не менее важным является аргумент, что фактчекеры – независимо от их полезности – часто создают впечатление политической ангажированности и разрушают больше доверия, чем создают. Не всем это нравится, однако не может не беспокоить тот факт, что каждая новая ложь Дональда Трампа тщательно фиксируется, но заявления о якобы связях нового президента с Россией редко получают надлежащие следы. Стилизация Цукерберга, который долгое время отстаивал либеральные идеи и навязывал себе политический нейтралитет во время избирательной кампании 2024 года, как правого из таких соображений, является последним, но, возможно, лучшим доказательством того, насколько далеко дебаты угрожают отойти от фактов.