Риск войны, похоже, растет во всем мире. Даже если удастся избежать горячей войны между сверхдержавами, будет происходить геополитическая конкуренция в сферах экономики и технологий. Это немыслимо в эпоху глобализации, но все сверхдержавы сейчас прибегают к протекционистским мерам.

Правительство Байдена, например, ужесточило экспортный контроль и инвестиционные барьеры. Стратегия small yard, high fence («маленький двор, высокий забор») призвана снизить скорость, с которой Китай догоняет мировых лидеров технологий, через закрытие с помощью торговых санкций небольших, четко определенных секторов, таких как высокопроизводительные полупроводники.

Союзники США в Азии и Европе опасаются потенциально разрушительных последствий полного разрыва отношений с Китаем, но они согласовали стратегию минимизации рисков, чтобы уменьшить одностороннюю зависимость. В ответ на это Китай ввел ограничения на экспорт редкоземельных металлов и запретил импорт из неподконтрольных ему стран. Кроме того, Пекин постоянно ухудшает рамочные условия для западных компаний на внутреннем рынке.

После российского вторжения в Украину Европа в значительной степени сепарировалась от России экономически. Запад ввел санкции против России, а третьим странам угрожает вторичными санкциями. Россия использует Китай и других своих сторонников для обхода западных запретов на экспорт. Чтобы защититься от возможных санкций, страны БРИКС осуществляют значительную часть двусторонней торговли в своих валютах.

Разрывы цепей поставок во время пандемии заставили изменить парадигму в сторону большей устойчивости. Кроме того, цифровая автоматизация дает индустриальным странам возможность переместить цепи в соседние страны (near-shoring), несмотря на более высокие затраты на рабочую силу. Геополитические же риски побуждают к перемещению цепей поставок к единомышленникам – «партнерам по созданию ценности» (friend-shoring).

Список можно продолжить, но тенденция очевидна: геополитическая конкуренция приводит к геоэкономическим потрясениям. Сумма названных факторов меняет способ функционирования мировой экономики. Парадигма сдвигается от эффективности в сторону устойчивости. Глобализация прошла свой пик. Дальше будет, скорее всего, не столько деглобализация, сколько регионализация, которую, возможно, усилит создание торговых блоков. Рыночные интересы больше не являются приоритетом, на передний план снова вышли интересы национальной безопасности. Государство, которое долго было периферийным, снова берет на себя контроль. Бизнес поспешно приспосабливается к новым условиям. Можно констатировать: неолиберальная модель официально умерла.

Вне тактических стычек экономические сверхдержавы начали вносить коррективы в свои модели развития. Китай знает о геополитических препятствиях на западных рынках и пытается перейти к двойной циркулярной экономике. Но шок после суровых мер борьбы с COVID-19 и неопределенность будущего привели к снижению потребительских расходов. Слабый внутренний спрос обострил проблемы в производственном секторе и на рынке недвижимости и усугубляет банковский кризис, который трудно преодолеть. Попытки местных правительств улучшить ситуацию с помощью льготных кредитов и субсидий увеличивают и без того чрезмерную задолженность как частного сектора, так и государства, а в долгосрочной перспективе могут привести к стагфляции, как было в Японии.

Пекин, хотя и осознает рискованность протекционистских контрмер, вынужден направлять избыточные мощности на экспорт. Парадоксально, но стратегия Китая, призванная защитить его от западных санкций, сделав технологически самодостаточным, приводит к увеличению избытка мощностей в тех отраслях, которые он изо всех сил продвигает. Если Пекин не сможет дать своим потребителям большую стабильность (например, через улучшение социального обеспечения и здравоохранения), план решить все большие проблемы с экспортом путем наращивания внутреннего спроса может провалиться. Перейти от модели, ориентированной на быстрый рост ВВП благодаря государственным промышленным и инфраструктурным проектам, к более сбалансированной экономике – сложная задача, особенно если мотивироваться политическим императивом сохранения контроля над частным сектором.

Американский Inflation Reduction Act тоже означает возврат к промышленной политике. США, как и все крупные экономики, страдают от ослабления потребительского спроса. Независимо от того, кто будет в Белом доме в следующем году, политику и в дальнейшем будет определять скептическое отношение к свободной торговле, а также задача создать больше рабочих мест для американцев. Впрочем, не только в США, но и в большинстве стран ОЭСР вектор экономического мышления начинают задавать интересы безопасности.

Этот поворот меняет условия успешного развития во всем мире. Бесспорно, последствия геоэкономических потрясений будут разными в зависимости от географического расположения, геополитической уязвимости и места в цепях добавленной стоимости. Некоторым экспортерам сырья политизация рынка может пойти на пользу. Другие надеются получить выгоду от геополитической конкуренции между сверхдержавами, например, предложив им себя как безопасное место для цепей поставок.

А вот у тех, кто будет и дальше придерживаться успешной до недавнего времени модели развития, заключающейся в использовании более дешевой рабочей силы для индустриализации, ориентированной на экспорт и наверстывание, проблем явно станет больше. На фоне замены человеческого труда роботами, алгоритмами и искусственным интеллектом в развитых странах дешевая рабочая сила перестает быть преимуществом. В то же время падение потребительского спроса и усиление протекционизма затрудняют экспорт на развитые рынки. Кроме того, геополитическая инструментализация обмена технологиями и цепей поставок ставит под угрозу способность развивающихся стран подниматься по лестнице индустриализации.

Сброс китайского перепроизводства на менее развитые рынки может привести к деиндустриализации, если местная промышленность не выдержит конкуренции. Необходимость держаться на плаву в хрупкой, фрагментированной и уязвимой к потрясениям мировой экономике препятствует развитию и углубляет долговые кризисы. В мире, подверженном геоэкономическим потрясениям, догоняющая индустриализация, основанная на дешевой рабочей силе и экспорте, вряд ли является жизнеспособной. Модели развития надо срочно изменить.

Подготовка к этой стратегической дискуссии предполагает тщательный анализ возможных последствий геоэкономических потрясений, а также способности государственного и частного секторов реагировать на них. Но новая модель развития будет иметь реальные шансы на успех, только если будет учитывать баланс сил в национальной политической экономике. Каждое изменение порождает победителей и проигравших, поэтому следует ожидать сопротивления изменениям со стороны тех, кто рискует проиграть. Учитывая влиятельность многих сил, поддерживающих статус-кво в политической экономике, это сопротивление может свести на нет усилия по адаптации к новой экономической среде. Это объясняет, почему страны, где элиты узурпируют власть ради собственной выгоды, часто являются аутсайдерами гонки. Поэтому поиск новой модели развития не должен быть просто академическим упражнением, он должен учитывать баланс общественных сил.

Поэтому очевидно, что универсального решения не существует. Каждая страна должна разработать индивидуальный подход, соответствующий ее специфическим условиям. Но на некоторые ключевые принципы все же стоит опираться во время рассуждений.

Геополитическая конкуренция – это новые возможности. Стратегии минимизации рисков и диверсификации, которые предлагают западные страны, приносят инвестиции в страны, которые считаются дружественными. Перемещение производственных мощностей китайских компаний в страны Юго-Восточной Азии также обеспечивает инвестиции и рабочие места. Однако выбор партнера для инфраструктурных проектов – будь то в области связи, телекоммуникаций или энергетики – может повлиять на инвестиции из других стран, условия торговли с ними и доступ к рынкам. Если страна слишком сильно склоняется в одну сторону, это часто воспринимается однозначно, и возможность маневра исчезает. Поэтому большинство стран Индо-Тихоокеанского региона (исключений всего несколько) придерживается стратегии балансировки, чтобы не становиться на чью-то сторону.

Открытости к ведению бизнеса со всеми сторонами для этого недостаточно. Страны должны считаться надежно нейтральными, чтобы их рассматривали как безопасные варианты для создания стабильных цепей поставок. Главное здесь – восприятие. Все шаги, даже те, которые мотивированы исключительно бизнес-интересами, сейчас рассматриваются сквозь призму геополитики. Риторику, направленную на внутреннюю аудиторию, международные инвесторы могут воспринять иначе. Страны должны тщательно продумывать свою позицию и тонко настраивать коммуникацию, чтобы контролировать восприятие.

Главный вопрос заключается в том, могут ли структурные тенденции заставить страны принять определенную сторону вопреки их собственным интересам. Геополитические события могут иметь значительное влияние на экономическое развитие. И наоборот: геоэкономические потрясения могут заставить страны стратегически больше склоняться в какую-то сторону. В случае крупного конфликта в Индо-Тихоокеанском регионе давление на многие страны с целью заставить их выбрать сторону значительно возрастет. Даже те страны, которые не будут принимать непосредственного участия в территориальных спорах или военных конфликтах, столкнутся с перебоями в цепях поставок. В случае холодной войны технологическая бифуркация может создать зависимость, которая заставит страны выравнивать свои цепи поставок и инфраструктуру за счет других. Для обремененных долгами развивающихся стран ценой списания или реструктуризации долгов часто является геополитическая ангажированность в пользу кредитора.

Тот мировой порядок, который сейчас формируется, будет сложнее того, который существовал во времена предыдущей холодной войны. Ведущие экономики сегодняшнего дня тесно переплетены между собой. Если не дойдет до горячей мировой войны, цена полного экономического разрыва будет непомерно высокой. Если будущая администрация США не усилит (и значительно) системную конкуренцию с Китаем, большая часть этих тесных связей в мировой экономике, вероятнее всего, сохранится. Но новая мировая экономика может стать более фрагментированной, регионализированной и более уязвимой к кризисам и потрясениям. Поэтому все страны должны наращивать устойчивость и быстро адаптироваться к новым условиям. Лучший баланс между политикой спроса и предложения делает экономику менее уязвимой к геоэкономическим потрясениям. Кроме того, консенсус внутри страны о направлении ее внешней политики облегчает ориентирование в сложной геополитической конкуренции.